Платону 2 года и ни одного месяца. Я читаю ему один из вариантов «теремка», в котором с воза упал горшок, и в нём поселились сначала муха с комаром, а потом и прочие чудовища вплоть до волка. И вот дело доходит до заселения медведя. Я читаю:

— Сел медведь на горшок-теремок и сломал его.

А Платон добавляет:

— И пописал.

Логика! А что ещё-то делать, когда сел на горшок?

А то вот ещё показываю ему картинку с китом и рассказываю, что у кита на лбу ноздря, и когда он выныривает, он даёт из ноздри фонтан. В следующий раз, видя картинку с китом, Платон рассказывает:

— Кит выныривает и даёт соплю!

Логично, правда? Что же ещё можно давать из ноздри?

Платону 2 года. Чтобы усыпить его, я пою ему песенку «в далёкий край товарищ улетает». По поводу каждой строчки Платон любопытствует:

— А где далёкий край? — он ещё не спрашивает «что такое?», он спрашивает «а где?», но смысл вопроса тот же. Я говорю, что «далёкий край» — это другой город.

— А где товарищ улетает? — я говорю, что товарищ приходит в аэропорт, садится на самолёт и летит в другой город.

…

— А где любимый город? — я предполагаю, что это город, в котором товарищ живёт. Вот мы живём в Санкт-Петербурге, и, наверное, это наш любимый город. Так ведь?

— А где в синей дымке тает? — я довольно долго объясняю, что товарищ смотрит в окно самолёта, как город удаляется и пропадает в тумане. Платон спрашивает ещё раз. Тогда я объясняю, что «туман» и «дымка» это разные слова, но значат они одно и то же. «Ага,» — говорит Платон: он понял.

…

— А где видеть сны? — тут я его спрашиваю, видит ли он что-то, когда закрыл глаза и спит. Платон отвечает утвердительно. Я говорю, что это и есть сны. «Ага,» — говорит Платон, — «а где они?»

И это, оказывается, совсем не простой вопрос для меня. Я отвечаю, что это сложно сказать, но когда ты спишь, то сны есть, а когда не спишь, то их нет. Вроде, Платон более-менее удовлетворился таким ответом, но скорее всего не до конца, и будет ещё любопытствовать. А что ответить на такой, казалось бы, простой вопрос по существу?